Волконская Мария Николаевна

княгиня, жена декабриста князя С. Г. Волконского,

добровольно разделившая с ним ссылку, автор «Записок»,

(1806 - 1863).

Волконская Мария Николаевна - дочь известного героя 1812 года, Н.Н. Раевского. Она в 18 лет, по воле отца, вышла замуж за генерала князя С.Г. Волконского, бывшего гораздо старше её. Как и жёны других декабристов, она узнала о существовании тайного общества только тогда, когда большинство заговорщиков уже было в крепости. Больная, едва оправившаяся от тяжёлых первых родов, Волконская сразу, без колебаний, не только стала на сторону мужа и его товарищей, но и поняла, чего требует от неё голос долга. Когда стал известен приговор, она решила, что последует за мужем в Сибирь, и осуществила это решение вопреки всем препятствиям, исходившим от семьи Раевских и от правительства. «Никто (кроме женщин) не смел показывать участия, произнести тёплого слова о родных и друзьях... Одни женщины не участвовали в этом подлом отречении от близких». Так определяет общественное настроение после 14 декабря Герцен. Николай I , тотчас после казни пяти декабристов, писал: «Этих женщин я больше всего боюсь», а много лет спустя сказал: «Они проявили преданность, достойную уважения, тем более, что столь часто являлись примеры поведения противоположного». Но в разгар преследования декабристов император был крайне недоволен этой преданностью. Вопреки закону, разрешавшему женам ссыльнокаторжных ехать вслед за мужьями, каждая из них должна была добиваться отдельного позволения, причём безусловно запрещалось брать с собой детей. Волконская обратилась с письмом прямо к государю и получила от него собственноручную записку, где сквозь вежливость сквозят угрозы. Оставив сына у сестры Волконского, она в декабре 1826 г. пустилась в путь. В Иркутске её встретил губернатор Цейдлерт, имевший тайное предписание «употребить всевозможные внушения и убеждения к обратному отъезду в Россию жён преступников». Волконская не вняла этим внушениям и подписала бумагу, где было сказано: «Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женой ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить всё, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защищать её от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ними участь, себе подобной». Это было напрасное запугиванье, так как за все время своего двадцатидевятилетнего пребывания в Сибири Волконская если и подвергалась оскорблениям, то никак не со стороны уголовных каторжан, которые относились к декабристам и к их семьям с глубоким уважением. Гораздо страшнее отречения от прав был краткий второй пункт подписки: «Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне». Но у этих первых героинь русской истории XIX в. хватило мужества пренебречь и этой угрозой, которая, впрочем, никогда не была приведена в исполнение. В Нерчинске от Волконской была отобрана вторая подписка, отдававшая её в распоряжение коменданта Нерчинских заводов. Он не только определял её встречи с мужем, но наблюдал за её личной жизнью, прочитывал всю её переписку, имел реестр её имущества и денег, которые выдавал ей по мере надобности, но не свыше сначала 10000 рублей ассигнациями в год; потом эту сумму сбавили до 2000. Никакие трудности и внешние унижения не могли сломить энергии, питавшейся глубокой религиозностью, героическим чувством долга и сознанием, что уже одно присутствие жён в оторванной от мира каторжной глуши не только придаёт нравственную силу их мужьям, но и отрезвляюще действует на облеченное безграничной властью начальство. Барон Розен в своих записках так характеризует Волконскую: «Молодая, стройная, более высокого, чем среднего роста, брюнетка с горящими глазами, с полусмуглым лицом, с гордой походкой, она получила у нас прозванье дева Ганга. Она никогда не выказывала грусти, была любезна с товарищами мужа, но горда и взыскательна с комендантом и начальником острога». Волконская нашла мужа в Благодатском руднике и поселилась рядом с ним, вместе с своей подругой, княгиней Е. Трубецкой, в маленькой избушке. Бодро и стойко исполняли они свой долг, облегчая участь не только мужей, но и остальных узников. К концу 1827 г. декабристов перевели в Читу, где вместо работы в рудниках их заставляли чистить конюшни, молоть зерно на ручных жерновах. В 1830 г. их перевели на Петровский завод, где нарочно для них был выстроен большой острог; там разрешили поселить и жён их. Камеры были тесные и тёмные, без окон; их прорубили после долгих хлопот, по особому Высочайшему разрешению. Но Волконская была рада, что может жить там с мужем, в их каморке, которую она украсила, чем могла; по вечерам собирались, читали, спорили, слушали музыку. В 1837 г. Волконского перевели на поселение в село Урик, под Иркутском, а в 1845 г. ему позволили жить в самом Иркутске. Эта вторая половина ссылки была бы гораздо легче первой, если бы не постоянная тревога за детей. Из четверых, родившихся у неё в Сибири, остались в живых только сын и дочь, и их воспитание наполняло её жизнь. В 1847 г., с назначением генерал-губернатора Н.Н. Муравьева, их положение улучшилось. По восшествии на престол Александра II последовала амнистия; Волконский с семьёй вернулся на родину. В 1863 г. Волконская умерла от нажитой в Сибири болезни сердца. После неё остались записки, замечательный по скромности, искренности и простоте человеческий документ. Когда сын Волконского читал их в рукописи Некрасову, поэт по несколько раз в вечер вскакивал и со словами: «Довольно, не могу», - бежал к камину, садился к нему, схватясь руками за голову, и плакал, как ребёнок. Эти слезы сумел он вложить в свои знаменитые, посвященные княгине Трубецкой и Волконской поэмы, на которых воспиталось несколько поколений русских женщин. Благодаря Некрасову, пафос долга и самоотвержения, которым была полна жизнь Волконской и её подруг, навсегда запечатлелся в сознании русского общества. Картины, полные особенно красивого трагизма, разговор с губернатором, прощанье Волконской с отцом, прощальный приём у княгини Зинаиды Волконской в Москве, разговоры с Пушкиным, дорожные встречи, наконец, сцена в Благодатском руднике, где Волконская, стоя на коленях, целует оковы на ногах мужа - все это Некрасов взял прямо из жизни. И те слова, которые Некрасов вложил в уста княгине Трубецкой, «но сталью я одела грудь», применимы и к Волконской. Недаром Н.Н. Раевский, со всей суровостью человека военной дисциплины пытавшийся удержать дочь от поездки в Сибирь, сказал перед смертью, указывая на её портрет: «Это самая удивительная женщина, которую я знал». Её написанные на французском языке «Записки» изданы её сыном с переводом, приложениями и комментарием (Санкт-Петербург, 1904). - См. «Записки С.Г. Волконского»; В. Покровский «Жены декабристов»; П. Щеголев статья в сборнике «К свету». А. Тыркова.