Многие последователи Николая Рериха считали себя обязанными в первую очередь его жене Елене Ивановне Рерих, от которой они получали глубокие духовные уроки, как из ее жизни, так и из ее сочинений. Они вслед за Владыками Шамбалы величали ее Матерью Агни Йоги. А для Николая Константиновича она была Ляличкой, Ладой, Другиней, Держательницей мира. Он писал о ней: «Она прозревала на всех путях наших. Нашла водительство и укрепила путь наш». Елена Ивановна родила ему двух сыновей: Юрия и Святослава. Один из них стал крупнейшим ученым-буддологом, тибетологом, другой - известнейшим художником.

Еще одно имя получила Елена Ивановна - Урусвати. В переводе с санскрита оно означает «Свет утренней звезды». За свой духовный творческий подвиг получила она это имя, ведь Елена Ивановна взяла на себя, казалось бы, невыполнимое обязательство - быть предвестницей нового счастливого Дня человечества, быть посредницей между нами, обыкновенными смертными, и мудрецами Востока, теми, кого она и ее муж называли Учителями Человечества, Махатмами, Иерархами Света, Великими Владыками, Владыками Шамбалы.

Еще долго после ухода Николая Константиновича земная, лютая тоска сжимала ее огненное сердце. Она хотела вернуться на Родину, чтобы потрудиться во имя ее. Ни ее героическое космическое творчество, ни ее земные заботы не смогли заглушить в ее сердце память о Родине. «Я должна вернуться в Россию», - повторяла она. С течением времени был создан миф о том, что Елена Ивановна не хотела этого делать. Это утверждение не имеет оснований. Она рвалась на Родину, хотя, можно предположить, она знала, что ее там ожидало… Она обладала удивительным даром предвидения. Еще до начала Второй мировой войны она знала, что немцы вторгнутся в Россию. Но ни Москвы, ни Ленинграда, говорила она, немцам взять не удастся. Целая серия пророческих картин, написанных Николаем Константиновичем перед Великой войной, была сделана по видениям и предчувствиям Елены Ивановны. Во время войны она, насколько позволяли возможности, следила за ее ходом, но вопреки очевидности картина «Победа» была написана Николаем Константиновичем задолго до действительной победы над фашистами.

Накануне своего ухода Елена Ивановна еще раз повторила слова: «Не может быть, чтобы я не приехала (в Россию). Я должна приехать!» Эти слова передал ее старший сын Юрий Николаевич Рерих латышскому поэту Рихарду Яковлевичу Рудзитису (Беседы Р.Я.Рудзитиса с Ю.Н.Рерихом). «Я должна приехать!» Но где-то глубоко внутри она понимала, что план изменился и вряд ли это состоится. И все же надежда на возвращение на Родину жила в ней до последнего ее вздоха. В начале 1948 года Елена Ивановна и Юрий Николаевич покинули Кулу и приехали в Дели. Столица Индии встретила их трауром. Великий вождь национально-освободительного движения М.К.Ганди был убит во время молитвы религиозным фанатиком. Елена Ивановна тяжело переживала эту смерть. Из Дели они направились в Бомбей, куда были перевезены часть библиотеки, картины Николая Константиновича и архив Елены Ивановны с бесценными записями о сотрудничестве с Учителями и описанием того космического эксперимента, о котором уже было рассказано. Оба они, Елена Ивановна и Юрий Николаевич, ждали прибытия в Бомбей парохода из России, который должен был доставить им въездные визы.

Пароход все не приходил, ожидание затягивалось. Кончился жаркий сезон, затем начались проливные дожди. Многие рукописи, плохо защищенные, испортились. Елена Ивановна переписала их вновь собственной рукой. Наконец пришел пароход, но виз не привез. Родина отказала своей Великой дочери во въезде.

Больше не было смысла оставаться в жарком Бомбее, где Елене Ивановне было трудно дышать и работать. В Кулу, где ей все напоминало о Николае Константиновиче, она возвращаться не хотела. Они уехали в Восточные Гималаи и поселились в небольшом курортном городке Калимпонге. Сначала они жили в гималайском отеле, затем Юрию Николаевичу удалось снять одноэтажный дом с мансардой. Дом назывался «Крукети». Мансарда с низким косым потолком стала спальней и кабинетом Елены Ивановны. Там она писала письма своим американским друзьям - об организации Комитета Знамени Мира, о картинах Николая Константиновича, об издании и переводах книг Живой Этики. Она вспоминала о чудовищном предательстве Хорша, бывшего сотрудника нью-йоркского Музея Николая Рериха, сообщала о нелегком положении в Индии, только что сбросившей колониальное иго, о войне в Кашмире и о многом другом, ибо всегда остро интересовалась политикой и умела ее реально и взвешенно оценивать. Но годы давали себя знать, и она все больше и больше уставала и от продолжавшейся важной работы, и от острых болей, по-прежнему терзавших ее страдающее тело.

Она хорошо понимала, что времени у нее с каждым днем остается все меньше и меньше, и дорожила каждой минутой. Она позволяла себе немного погулять только вечером. Она медленно спускалась по деревянной лестнице со своей мансарды и выходила в небольшой партер, украшенный цветочными клумбами. В «Крукети» всегда было много цветов. К вечеру цветы пахли остро и тревожно. Она сходила по склону к сосновой аллее, откуда был виден хребет Канченджанги. Вечерние снега Священной горы светились розово и таинственно. Потом она снова поднималась к себе, окно в ее комнате вспыхивало мягким желтым светом. «Космическая ступень близится, и нужно встретить ее мужественно» (Письмо Е.И.Рерих З.Г. Фосдик от 31.12.49),  - писала она.

Ее героическое творчество и героическая жизнь подходили к концу. Она знала, когда уйдет, и записала карандашом в 1955м: 6 октября. Она ошиблась всего лишь на один день. Ее уход состоялся 5 октября 1955 года. До этого она сказала Юрию Николаевичу, как все надо сделать. Сын отводил от нее глаза, стараясь судорожно сглотнуть комок, застрявший у него в горле. Он согласно кивал головой, не в состоянии произнести ни слова. Она успокоительным жестом коснулась его руки и сказала: «И еще пусть будет музыка. Помнишь, у Вагнера, в его «Валькирии», - «Заклятие огня»?» Она не знала, что пластинка с «Заклятием огня» осталась в Бомбее, с частью их багажа. В провинциальном полусонном Калимпонге Вагнера ни у кого не оказалось. Поэтому ее желание не было выполнено.

«Уход Елены Ивановны был настолько болезненным, - рассказывал Юрий Николаевич Р.Я.Рудзитису, - что невозможно вспоминать. Ночью приступ, врач, которого вызвали, не пришел, сказал, что нет шофера, ей дали какие-то лекарства. На второй день новый приступ» (Беседы Р.Я.Рудзитиса с Ю.Н.Рерихом). И так несколько дней. Накануне ухода разыгралась страшная буря, сломавшая несколько деревьев рядом с домом. 7 октября наступил день кремации. Елена Ивановна, вспоминает Юрий Николаевич, «оставалась свежей, удивительно красивая, замечательно красивая, ясная в своей белой одежде» (Беседы Р.Я.Рудзитиса с Ю.Н.Рерихом).

…Был солнечный осенний день, и воздух был необычно прозрачен и искрился каким-то нездешним светом. Над Калимпонгом встала громада Канченджанги. Голубой свет лился на ее снега, и казалось, что и священный хребет, и небо слились вместе, а всегдашняя граница, отделявшая горы от неба, словно растворилась в сиянии, стоявшем над городом, и уплыла куда-то в заоблачную даль. Двенадцать индийцев, сменяя друг друга, понесли носилки на гору Турпиндара, где уже был приготовлен кремационный костер. Потом там воздвигли белоснежную ступу, к которой до сих пор приходят паломники.

Чем больше проходит времени и чем глубже мы проникаем в смысл героического творчества Елены Ивановны Рерих, тем яснее проявляется и будет проявляться великий смысл содеянного ею и теми, кто стоял рядом с ней. Наследие, которое они оставили нам, неисчерпаемо. Затронувшее во времени лишь по краю нашу эпоху, оно устремлено своими научными, художественными открытиями в Грядущее, в тот Новый Мир, для которого героическое творчество, соединяющее миры различных состояний материи во имя эволюционного продвижения человечества, будет не исключением, а правилом. Именно ради этого страдала и тяжко трудилась великая русская женщина, мать своих сыновей и жена своего мужа Елена Ивановна Рерих.   

Составлено по статье Л.В.Шапошниковой "Героическое творчество Елены Ивановны Рерих".