3.3. Уже в Стокгольме...

Уже в Стокгольме на выставке он отказался от «выгодного предложения» немецких дельцов показать картины также и в Германии, хотя и весьма нуждался в деньгах в то время. В своем очерке «Призраки» Рерих назвал германских дельцов «призраками с задатком», не поддался на их суления «прогреметь на всю Европу» и занял выжидательную позицию.

Она там же в Стокгольме оправдала себя. О выставке узнал находившийся в Лондоне Дягилев, который работал с известным театральным постановщиком Вичамом. У них возникла мысль о постановке в Лондоне «Князя Игоря» и других русских опер. Кто же мог лучше Рериха осуществить их художественную часть? Ему было послано соответствующее приглашение, и Рерих принял его немедленно же. В этом он увидел перст судьбы. Дорога в Индию лежала, именно, через Великобританию.

Но надо было еще закончить дела в Финляндии. Обычные повседневные дела. Требовались деньги на переезд всей семьи. Для этого была задумана в марте выставка в Гельсингфорсе (Хельсинки). За периодом ожидания и подготовки наступил период интенсивной деятельности. «Мечта о деятельности! И покрытые снегом скалы Финляндии, как первые вестники будущих гималайских высот. Е.И. была так нетерпелива идти, она хорошо знала тяжкие лишения пути, но ничто не могло ее остановить», — вспоминает Рерих в книге «Шамбала». И еще: «В 1919 году я был похоронен в Сибири, а меня даже не было там в то время. Реквием был пропет и некрологи написаны». («Письмо» из книги «Шамбала») А Рерих между тем начинает под этот реквием свой новый этап жизни. Для этого необходимо временно «надеть маску», стать для большинства просто преуспевающим художником, деловым и расчетливым человеком. Он пишет в стихотворении «В толпу»:

«Готово мое одеянье. Сейчас я маску надену.

Не удивляйся мой друг, если маска будет страшна.

Ведь это только личина... Но скоро личину мы снимем.

И улыбнемся друг другу. Теперь войдем мы в толпу».

 Как бы обращаясь к прошлому, Рерих прощается с друзьями, так как знает, что ему уготовлен далекий путь:

«...к Тому, кто меня призывает освобожденным, я обращюсь.

Теперь еще раз я по дому пройду.

Осмотрю еще раз все то, от чего освобожден я.

Свободен и волен и помышлением тверд.

Изображенья друзей и вид моих бывших вещей меня не смущает.

Иду. Я спешу. Но один раз, еще один раз последний я обойду все, что оставил».

(«Оставил»)

 Так, с одной стороны, полная свобода от всего, что задерживает, а с другой стороны — «маска» и подчинение требованиям окружающих, пусть даже временная, но необходимая подчиненность. Противоречие? Нимало. Такими противоречиями была наполнена жизнь Рериха, и он записал по этому поводу в «Листах дневника»: «Нелегко описать жизнь, в ней было столько разнообразия. Некоторые назвали это разнообразие противоречиями. Конечно, они не знали, из каких импульсов складываются многие виды труда». («Жизнь»)

Люди судят обыкновенно по внешней стороне жизни, не зная, что побуждало принять то или иное решение. Например, известный искусствовед Наталья Соколова писала о Рерихе: «Три последних десятилетия своей долгой жизни, вплоть до смерти в 1947 году, Рерих скитался по разным странам Европы, был в Америке. Более 20 лет прожил он и умер в „далекой Индии”, завоевав глубокое уважение ее лучших людей. Такова эта необычная жизнь, своими руками разломанная надвое». («Октябрь», № 10, 1958)

Конечно, нет ничего более далекого от истинного положения вещей, чем это представление о «скитающемся» Рерихе по странам Европы и Америки, и не знающего, где преклонить голову после того, как жизнь его оказалась «разломанной надвое». Но в этом случае нельзя многого требовать от автора, она просто не знала внутренней жизни Рериха и не имела представления о побудительных причинах, заставлявших его предпринимать отнюдь не случайные, а строго целенаправленные передвижения. Для людей, не считающихся с ними, жизнь Рериха трудно укладывается в обычную человеческую логику, и им поневоле приходится ее «разламывать».

Гораздо более непродуманной представляется другая точка зрения. Многие считают, что Рериху было Указано проехать в Индию, что двери туда были широко открыты для него, что Махатмы снабдили его для поездки всеми необходимыми средствами и что встретили его там с распростертыми объятиями. Разделяющие подобные взгляды считают, что Рерихам был дан дар всезнания, для них кощунственной является сама мысль, что они могли в чем-то усомниться или над чем-то ошибиться. Допустить, что Рерихам приходилось над чем-то задумываться, что-то в своих действиях переиначивать, для таких людей неприемлемо. Им известно, что через Елену Ивановну давалась Агни Йога, и больше они ничего знать не хотят. Этого вполне достаточно, чтобы объявить Ее всеведущей и молиться на нее. Они не дают себе труда задуматься над тем, нужна ли Елене Ивановне такая молитва и в чем состоял Ее жизненный подвиг. Они так же не знают жизни Рерихов, как не знают ее люди абсолютно посторонние, вроде той же Натальи Соколовой. Только беда в том, что они и не хотят ее знать. Им не понятны те препятствия, те трудности, которые выпали на долю Елены Ивановны, им не приходилось брать на себя великую ответственность — в определенных обстоятельствах, принимать наиболее разумное, человеческое и человечное решение. Для таких людей не существует книги «Цветы Мории», они не вникают в ее суть, и все, что предшествовало «Агни Йоге» и что ей сопутствовало, для них — пустые слова. И не про них ли сказано: «Из буйной заросли берусь сделать рощу, но камень, полированный униженными лбами, не родит зерна». («Община», § 15)

Предпочитать жить с закрытыми глазами, успокаивая себя тем, что все само собой сложится, — наивно, а может быть даже безнравственно. Конечно, План Владык требует веры, без веры к нему приступать вообще не следует. Требует он и почитания. Но веры и почитания в действии. А каждое действие, прежде всего, нуждается в знании, приобретаемом только опытом. «Ошибочно думать, что восхождение сознания совершается сверхъестественным восхищением. Как внизу, так и наверху, везде труд и опыт». («Агни Йога», § 225)

Для того, чтобы понять все разнообразие жизни Рерихов, все противоречия, преодоленные ими, необходимо вскрыть те внутренние стимулы, которые эту жизнь складывали. Тогда и только тогда мы сможем воспользоваться богатейшим опытом Елены Ивановны и Николая Константиновича, получим право называться их учениками. Короче говоря, для того, чтобы им следовать, надо ЗНАТЬ. С закрытыми глазами многого не узнаешь.

После того, как выставки были проведены в Стокгольме, Копенгагене и Гельсингфорсе, Рерих поехал в Выборг, где его ожидала вся семья. Только в марте 1919 года они, наконец, смогли тронуться в дальнейший путь и кратчайшей дорогой через Швецию и Норвегию направиться в Лондон. По мысли Рериха, Лондон должен был послужить трамплином для перебазирования в Индию. У него не было намерений задерживаться там долго, а тем более сменить Англию на Америку. Суета сует Запада его нимало не привлекала:

 «На мощной колонне храма сидит малая птичка.

На улице дети из грязи строят неприступные замки.

Сколько хлопот около этой забавы!

Дождь за ночь размыл их твердыни и конь прошел через их стены.

Но пусть пока дети строят замок из грязи и на колонне пусть сидит малая птичка.

Направляясь к храму, я не подойду к колонне и обойду стороною детские замки».

(«Детские замки»)

 Но суждено было Рериху, именно, не обходить стороною «детские замки», как бы он этого не хотел. План Владык был иным.

Мы знаем по многим источникам и намекам, что в Лондоне произошла первая встреча на физическом плане Рериха с одним из Учителей. Подробности встречи нам не известны. Следует предположить, что она была неожиданной и короткой. Ошибочно предполагать, что эта встреча помогла Рериху в устройстве личных дел. Как жить, чем жить, что делать — оставалось решать ему самому. Но при встрече, несомненно, были открыты Рерихам некоторые подробности Плана или его выполненной части, что выразилось в предваряющем книгу «Зов» послании:

«В Новую Россию Моя первая весть.

Ты, давший Ашрам,

Ты, давшая две жизни,— возвестите.

Строители и воители, укрепите ступени.

Читающий, если не усвоишь, — перечти, переждав.

Сужденное не случайно, и листы упадают во времени.

Но зима — только вестник весны.

Все открыто, все доступно,

Я вас замкну щитом — трудитесь. Я сказал».

В этом отрывке, обращенном персонально к Е.И. и Н.К., как и к каждому, кто примет Учение, указывается конкретно, куда и кому оно дается. Если в Финляндии Рерих верил в Россию, то это была абстрактная вера, никак не связанная с ее настоящим. Рерих недоумевал по поводу происходящего. «Не знаем настоящего» — записывал он. Сторонник духовной эволюции и культуры, Рерих, враг «мертвого капитала» и, всей связанной с ним буржуазной культуры, для «избранных», не мог принять и того аспекта революции, который оказался для него, как и для большинства русской интеллигенции, неожиданным. Об этом свидетельствует его пьеса «Милосердие», которую он закончил 12 ноября 1917 года, а начал 1 ноября. В пьесе описывается восстание, потеряна власть над восставшей чернью: «Перед победой знания всегда возможен бунт дикой черни. Мрак борется со светом. В этом движении учения не ищите. Тут бунт! Грабеж! Захваты! Стремление личное к обогащению. К власти. Малое знание страшней всего... Доносят нам, что вожаки уже в бессилии стремятся скрыться, уйти от власти» — читаем мы в «Милосердии». Это все то, что доносилось до Рериха о революции. В своей пьесе он вносит корректив в нее, в финале появляется Гайятри (посланник неба), который утихомирит толпу и, отменяя казни виновным, обрекает их на изжитие своих преступлений (то есть отдает их во власть кармы).

Мнение Рериха основывалось на слухах, доходивших до него через границу, о массовом терроре, о разрушении культурных ценностей. Последнего никак не мог принять и оправдать Рерих. Ему было ясно, что старая Россия прогнила и рушится безвозвратно, потому он никогда не выступал в защиту уходящего строя и не мечтал, подобно эмигрантам, о возвращении царизма или капитализма в России. Рерих ожидал, что на смену культа мертвого капитала сразу же придет светлый культ знания. Он не был подготовлен к тому, что народная карма выльется в потоки крови, что надо будет жестоко ответить за все прошлое, что накопилось в истории страны. Он не предполагал, что никакая сила, даже Высшая Власть Владык не способна в одночасье изменить сознание масс. Рерих надеялся на «Гайятри», который небесной властью повернет все на правильный путь, и честно признавался: «Знаем властные зовы и провозвестия, не знаем происходящее». Не исключено, что «происходящее» до поры скрывалось от Рериха, чтобы не возникало соблазна немедленно вернуться в Россию и принять участие в строительстве Нового Мира. Ведь в таком случае поставленная перед ним задача осталась бы невыполненной. Нужно было, чтобы все помыслы Рерихов были направлены на то, как ответить на «властные зовы». И он шел туда, куда его призывали, куда он должен был идти. Ничто не могло сбить его с этого пути.

Однако на первом же этапе, в Лондоне, с Рерихом происходит нечто вроде прозрения. Это тем более удивительно, что окружение меньше всего способствовало возникновению тех просоветских убеждений Рериха, которые мы в нем находим. Среди оголтелого антисоветизма русской эмиграции и консерватизма англичан Рерих вдруг признает за большевиками право вершить судьбу России. Все произошедшее там он считает неизбежным, закономерным. Он отныне знает, что «Мука у середины не чиста, но купить новую нет денег». («Листы Сада Мории», книга 1, 1922, апр. 6.). До конца дней своих Рерих становится всеми своими помыслами и действиями ярым защитником Советского Союза, вызывая этим недоумение одних и тайную вражду к себе других. Ему приходится теперь скрывать от многих свои истинные намерения. Главным для него становится призыв Владыки: «Помогите строить Мою страну»,— и он знает, что такой страной является Россия на всех этапах ее истории, какими непривлекательными они бы не были. Что ради спасения целого, ради спасения человечества приходится жертвовать частью, пусть даже и наиболее ценной. Потому что рано или поздно, но «Родина примет дар сердца М. ...» («.ЛСМ», книга 1, 1921, июль 12.)

Внешне жизнь в Лондоне проходила у Рерихов обычным, по английским взглядам, вполне респектабельным образом. Поселились они в особняке номер 25 на Квинсготерас в Кенингстоне, в красивом жилом районе около Гайд-парка, где их и посетил приехавший тогда в Лондон Рабиндранат Тагор. Юрий Николаевич и Святослав Николаевич продолжали свои занятия в колледжах Лондонского университета. По имеющимся сведениям, они уже принимали участие в эзотерической работе своих родителей и воспринимали ее вполне сознательно. Живопись, работа для театра, культурная деятельность, заполняла дни Николая Константиновича. В поисках переписчика на машинке он столкнулся в одном из издательств с В.А.Шибаевым, ставшим впоследствии секретарем института «Урусвати». Переписка с последним сохранила для нас немаловажные факты из духовной биографии Рерихов, и мы к ней будем неоднократно обращаться.

Как уже упоминалось, все помыслы Рерихов были направлены на Индию. Лондон был лишь промежуточным этапом. Так что по приезде туда Рерих сразу же стал хлопотать визу в эту тогда еще колониальную провинцию Англии. Русским, к тому же не имеющим эмигрантского Нансенского паспорта, попасть в Индию было чрезвычайно трудно, но Рерих все-таки добился визы для всей семьи и для Шибаева, который должен был сопровождать его в качестве личного секретаря. 20 июня 1920 года все документы были на руках, мало того, к этому времени были куплены билеты на пароход, отправляющийся туда. Но... отъезда не состоялось, и лишь потом Николай Константинович понял, почему это произошло.

Внешне все оказалось очень обыкновенно. Обанкротился антрепренер Вичам, задержались ожидаемые поступления, не состоялась продажа некоторых, картин. Одним словом, ко дню отъезда Рерих был без необходимых на дорогу средств. Это и заставило его принять предложение директора Чикагского Института искусств Роберта Харше устроить по американским городам турне выставок. По началу этому предложению не было уделено должного внимания, а тут внезапно Рерих принял его и в конце сентября 1920 года был уже в США. Сам он описывает этот эпизод в таких словах: «Мои друзья собрались ехать в одну страну, тогда как им была указана совсем другая часть света. Из добрых намерений друзья мои упорствовали и даже уже озаботились билетами в желанную страну. Но все же указание должно было быть выполнено и произошло нечто необычайное. Все приготовленные для поездки средства самыми странными способами в течение двух-трех дней растворились и исчезли. И таким образом моим друзьям ничего не оставалось, как выполнить указание. Такая веха очень определенно показывает, какие меры должны быть приняты, чтобы охранить предуказанное». («Вехи»)

Очевидно, стремление попасть в Индию было у Рерихов столь сильным, что они даже не вняли или неправильно истолковали Указание Учителя направиться в Америку. И вполне понятно почему. Индия и Америка были по их представлению несовместимы для тех, кто искал духовного совершенствования. Примат денег с одной стороны и примат духа с другой. Рерихи, конечно, избрали второе.

Но в таком случае не состоялось бы Центрально-Азиатской экспедиции, не было бы института «Урусвати». Юрий и Святослав не были еще подготовлены к самостоятельной деятельности. Короче говоря, с какой стороны мы теперь не посмотрим, поездка в Индию в 1920 году была бы преждевременной. Но это Рериху было сказано не прямо, а лишь после того, как Указание оказалось не принятым, последовал ряд событий, лишивших его возможности отправиться в «желанную страну». После этого лишь была выбрана Америка. Такие вмешательства крайне редки, что отмечает и сам Рерих. Большей частью все Рерихи отличались чуткостью и крайне острой наблюдательностью и замечали вовремя все расставленные «вехи».

В Америке Рериху суждено было еще раз встретиться с Посланником Белого Братства. Встреча тоже была непродолжительной и совсем неожиданной. Вот как описывает ее сам Рерих: «...было указано открыть в одном городе просветительное учреждение. После всяких поисков возможностей к тому, он решил поговорить с одной особой, приехавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда „в ожидании” мой друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ним гобелена: „Они знали стиль жизни, а мы утеряли его”. Мой друг ответил незнакомцу соответственно, а тот предложил ему сесть на ближайшую скамью и, положив палец на лоб (причем толпа посетителей — это был воскресный день — не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: „Вы пришли сюда говорить об известном вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев не может быть сделано ничего в этом направлении. Потом все придет к вам само”. Затем незнакомец дал еще несколько важных советов и, не дожидаясь, быстро встал, приветливо помахал рукой со словами „хорошего счастья” и вышел. Конечно, мой друг воспользовался его советом. Ничего не сказал о деле приехавшей затем знакомой, а через три месяца все совершилось как было сказано. Мой друг и до сих пор не может понять, каким образом он не спросил имени чудесного незнакомца, о котором более никогда не слыхал и не встретил его. Но, именно, так и бывает». («Вехи»)

Действительно, только так и бывает. В книге «Надземное» сказано: «...Можно познавать, что сознание не будет подавлено извне, но оно будет питаться всеми энергиями пространства. Наше руководство не может быть насилием, но оно может питать лучшие силы сознания. Тот, кто понимает значение сотрудничества, может познать, как можно помогать без насилия...». (§ 457)

Мы видим, как всю жизнь Елена Ивановна, Николай Константинович и их сыновья опирались на собственное сознание, искали ответы на свои вопросы в себе самих, зная, что их сознание НАПРАВЛЯЕТСЯ и питается энергией, посылаемой Учителем. Можно спросить, а как же тогда обстоит дело с Указами, о которых сказано, что их надо выполнять немедленно и неукоснительно? Но, во-первых, Указ надо услышать и самому правильно понять; во-вторых, Указы никогда не затрагивают личной кармы; в-третьих, Указы даются в исключительных случаях и только людям проверенным; в-четвертых, способ выполнения Указа остается выбирать получившему его. Так что Указ всегда только наполовину исходит от Учителя, другая половина должна быть добавлена самим сознанием ученика.

Например, после того, как Рерихи усиленно готовились из Лондона выехать в Индию, был Указ направиться в Америку. Рерихи не могли поверить ему отчасти потому, что он пришел в виде приглашения Харше. Но у них была отнята возможность немедленно направиться в Индию. Это заставило еще раз задуматься над приглашением, взвесить все обстоятельства и принять его. Таким образом, нарушения свободной воли удалось избежать. Ведь перед Рерихами были открыты и другие пути, гораздо более близкие — в Европу. Мы знаем, что его в это время приглашали в Париж. Имеется письмо Судейкина от 19 июля 1920 года. Вот оно: «Здравствуйте, дорогой друг, Николай Константинович! Здесь мы живем дружно и есть проекты воскресить выставку „Мир Искусства”. Григорьев в Берлине, здесь Яковлев, Сорин, Реми, Гончарова, Ларионов; Стелецкий в Каннах. Только не хватает нашего председателя, который предпочитает холодного Альбиона Парижу, городу вечной живописи. С каким восторгом говорил о Вас недавно Ф. Журден, председатель Осеннего Салона, вспоминая „Половецкие пляски” и „Священную весну”. Я думаю, Николай Константинович, что если Вы тронули глаза и сердца рыбоподобных „бритов”, то здесь Ваше имя имело бы более горячих поклонников и друзей. Приходите и правьте нами. Судейкин».

Но Рерих не внял этому кличу «приходить и править» и не поехал в Париж, который он знал и который знал его. Казалось, что вместо того, чтобы отправиться в далекую и незнакомую Америку, гораздо проще было принять приглашение Судейкина и пойти проторенной тропой хорошо известного. Нет, Рерихи поняли, что был Указ ехать в США и, нимало не сомневаясь, направились туда.

По прибытии в Америку Рерих немедленно развил там интенсивную просветительскую деятельность, нисколько не сомневаясь в ее успехе, причем не последнее место в этой деятельности заняла пропаганда русского искусства и русской культуры в целом. Так началось «служение родине и человечеству». Рерих приступил к реализации Указа — «Помогите строить Мою Страну».

Поездка в Индию не отменялась, а была лишь отодвинута. Об этом свидетельствует стихотворение Рериха «Ловцу, входящему в лес». По поводу его Рерих пишет Шибаеву из Америки: «Перед отъездом из Чикаго мне было повторено о начинании и, кроме того, было дано „Наставление Ловцу, входящему в лес”. Юрик перепишет его для Вас. Вообще, мы ясно видим, почему я должен был до Индии побывать в Америке». (25 июля 1923 года)

Как это часто бывает: все значение Указа расшифровывается лишь после его выполнения. Так что между необходимостью немедленного выполнения Указа и собственным сознанием, которое действует «питаясь всеми энергиями пространства», нет ни малейшего противоречия.

Кроме Указов, требовавших немедленного выполнения, Рерих получил также Наставления, в которых раскрывалась дальнейшая перспектива действий, связанных со Служением, давались советы и предупреждения. Примером такого наставления может служить стихотворение «Ловцу, входящему в лес». Вообще подавляющее большинство стихов Рериха есть своего рода «наставления» Старшего младшему. Напоминаем еще раз, что не случайно они собраны в книге под названием «Цветы Мории». К сожалению, на это не обращают должного внимания даже самые рьяные поклонники «Агни Йоги», для которых последняя начинается лишь с 1920 года. В «Ловце» эта связь особенно ярко выражена и не оставляет места для сомнения, само начало уже перекликается со вступлением к «Зову». Если в «Зове» преамбулой служат строки:

«В Новую Россию Моя первая весть, Ты, давший Ашрам,

Ты, давшая две жизни, — возвестите»,

 то «Ловцу» предваряют следующие строки:

«Дал ли Рерих из России — примите.

Дал ли Аллал-Минг-Шри-Ишвара из Тибета — примите,

Я — с ним».

В стихотворении Рерих уподоблен «Ловцу», который принужден охотиться в лесу. Этим дается ясный намек на то человеческое общество, где ему надлежит временно пребывать. Наметив себе «большую добычу», он укреплял свои сети трудом, другими словами — «руками человеческими». Здесь же следует предупреждение, что при малейшей ошибке, при неумении пользоваться орудием лова, есть опасность превратиться из ловца в простого загонщика. Даются советы, какие качества нужно воспитывать в себе, дабы избежать этого. Необходимо быть всегда начеку и, почувствовав врага, нападать, а не защищаться, ибо «сильны нападающие и бедны оправдывающиеся». Мужество и знание, ради чего вышел на лов и что предшествовало этому (намек на настоящее и прошлые воплощения), уберегут от ненужных огорчений. Так как:

«...И ты проходишь овраг только для всхода на холм.

И цветы оврага — не твои цветы.

И ручей ложбины не для тебя.

Сверкающие водопады найдешь, ты.

И ключи родников освежат тебя.

И перед тобой расцветет вереск счастья.

Но он цветет на высотах.

И будет лучший загон не у подножья холма.

Но твоя добыча пойдет через хребет.

И пылая на небе, поднимаясь над вершиной, она остановится.

И будет озираться. И ты не медли тогда.

Это твой час.

И ты и добыча будет на высотах.

И ни ты, ни добыча не пожелаете спуститься в лощину.

Это твой час...».

Как мы убеждаемся, слова эти оказались пророческими. Даже пожелав «спуститься в долину», дабы закончить свою миссию, Рерих все-таки умер в горах. «Его час», его «улов» оказался больше его земных достижений и не был ими омрачен.

Дальше мы узнаем, что вместе с Учителем шла подготовка к лову. Что нужно было познать океан жизни до того, как приступать к лову, и что Учитель наставлял его на это. Без руководства Учителя не было бы нужных достижений, но и Учитель без Ловца не познал бы радости счастливого лова. Так утверждалась ценность сотрудничества, в котором ученик и Учитель взаимно связаны, взаимно помогают друг другу.

Учитель выражает уверенность, что его ученик выполнит данное задание, несмотря на трудности пути, что он увлечет за собою многих, даже не подозревающих о наличии Плана Владык:

«...Не разгласи о лове незнающим о добыче.

В час огорчения, в час бедности они наймутся загонщиками

и через заросли примут участие в лове...».

Этому наставлению Рерих всегда следовал. Он не выпытывал у людей, во что они верят и как они верят. Для него существенным было, как они живут и что они делают. Потому тысячи «загонщиков» шли за ним и, как знать, не станут ли они со временем тоже «ловцами»? Для Рериха было не столь важным, что тот или иной сотрудник не разделял его мировоззрения. Да и много ли было таких, кто в полной мере возвышался до этого? Для него самым важным оставалось сознание человека относительно строительства Нового Мира, пригоден ли человек войти в него сам и поведет ли за собою он других.Эта мера вещей преобладала в оценках Рериха и с этой мерой он подходил к людям.

Завершается наставление утвердительными строками, обращенными к Рериху, ибо он уже трижды призывался на работу Братства и знает радость выполнения долга:

«Знающий ищет. Познавший — находит.

Нашедший изумляется легкости овладения.

Овладевший поет песнь радости. Радуйся! Радуйся! Радуйся!

Ловец! Трижды позванный!»

Идти трижды позванному легче, чем простым смертным, так как он накопил в Чаше уже богатый опыт Служения. В Рерихах Учитель всегда был уверен, так как все они уже неоднократно призывались и их земные воплощения находились под наблюдением Владык.

Рерих знал теперь о своих прошлых воплощениях. В письме к Шибаеву от 30 апреля 1922 года он пишет: «Жена моя видит перевоплощения. На мне она видела 10 ликов. Особенно яркий китайский III века до Р. X. и тибетский около 200 лет тому назад». Он, трижды позванный, знал также по опыту прежних жизней, что нелегка задача, стоявшая перед ним. Ему предстояло сплотить работников разных мировоззренческих и политических направлений во имя единой человеческой культуры. Тут нельзя было прельститься легкой добычей. Каждый привлеченный сотрудник имел право и основание думать, что он служит «Господу Богу своему», и нужно было с этих позиций убедить его служить Единому для всего человечества.

« Пред. - След. »